Леонид Леонов
Великий русский писатель

Леонид Леонов - мир непомерный. Путешествовать в этом мире надлежит с богатым запасом сил, с долгой волей и спокойным сердцем. С пониманием того, что он полноправно граничит с иными мирами, явившими нам мировую культуру; несёт их отсветы и отзвуки, сам отражается в них...

Принимаясь за свой труд, мы знали, что наше путешествие в мире Леонова лишь началось. И едва ли даже путь длинною в жизнь позволит пройтись хотя бы раз каждой тайной тропкой, разыскать все родники, коснуться каждого цветка в мире Леонова.

Тем более, что нам уже памятны пройденные места в этом мире, куда так хочется возвращаться и возвращаться из раза в раз. Там пришлось пережить минуты, быть может, наивысшего счастья читателя, слушателя, ученика. Там замирало сердце от внезапной высоты и от пугающей глубины.

Вот несколько наименований тех мест, что отозвались радостью или прозрением.
Повесть «Evgenia Ivanovna» — как мягкий, тёплый круг на солнечной стене.
«Петушихинский пролом»: внезапно открывшаяся, беззвёздная, чёрная вышина, вспугнувшая взгляд так, что сами зажмуриваются в ужасе веки.
Величественная «Дорога на Океан», где врывается зимний воздух в распахнутое окно и взметаются ледяные шторы, полные хрусткого снега.
«Необыкновенные рассказы о мужиках» — как тяжёлая, густая смурь над среднерусской деревней, в которую вглядываешься долго и безответно.
Роман «Вор», который сам есть отдельный мир удивительного городского многоголосья, живых теней Благуши, предсмертной высоты цирковой арены, пивной пены московских кабаков расцвета НЭПа, тоскливых тупиков достоевской нашей родины...
И «Пирамида» — почти бесконечный путь, где за каждым поворотом новые неисчислимые, выворачивающие разум, перекрестья. Идёшь им иногда, словно в душном бреду, иногда, словно в прозрачном сновидении, порой, словно ведомый кем-то, порой, напрягая все силы разума, дабы не заблудиться — и нежданно выходишь на страшный пустырь размером в человеческую душу...

Сказанное Леоновым таит великое количество пророчеств. Нечеловеческим зрением своим он зафиксировал несколько движений Бога. В прозе его равно различим первый детский смех и последний тектонический гул глубинных земных пород.